rovoam Продолжение повести "Грибною тропой" ...недавние события. Зоишна неловко накладывала на десертную тарелочку Павлова остатки кальмарового салата и всё приговаривала : "-Ай , да Павлов" Ай, да сучий глист!" Григорьич по-немногу оттаивал. Он был так хмелён , что даже попытка пригладить всклокоченные редкие сединки скорее напоминали ритуальные пассы алясских эскимосов. "-А ты , Михалыч, нас всех взболомутил." - игриво пробормотал профессор , задорно поглядывая на оставшуюся на донышке дизайнерского бутыльца водку. "-Ты хоть попробуй!" - хлебосольно предложил Григорьич , протягивая Михалычу практически пустую бутылку с островерхой крышкой. Павлов тут же закивал , но Зоишна повернула его к себе. "-Ты хоть расскажи , где ты заблудился? И как тебя Володя нашел? Ну , ведь , леший ! Ну ведь , сучий пёс!" В это время Светлана Романовна поставила перед носом Михалыча тарелочку с голубцом.. Сначала могло показаться , что это котлета , на которую кто-то нечаянно наступил. Павлов сглотнул слюну и принял из рук Григорьича рюмочку "Kauffman". Какое же это божественное ощущение , когда на старте сытного загородного обеда можно степенно насладиться изысканным аперитивом в виде эксклюзивной водки ! Павлов , пролив мимо значительную часть , глотнул толику чудесной калужской зерновицы. Взыграл и без того беснующийся аппетит и , пыхтящий от паров глотка , главбух принялся беспомощно тыкать ломаной вилкой в вечинные обрезки среди давленых помидорок. "-Да ты ешь , Михалыч , не смущайся!"- приободрял профессор , наворачивая за обе щёки ассорти из остатков рыбной нарезки. "-Света , а зачем Вы напитки убрали?" "-А что нести?" "-Ну конечно! Мы же только сели за обед." Тут Павлов довольно звонко рыгнул и выронил строптивый помидорец. Зоишна умильно расплылась : "-Ну , Павликов! Ну , сучий хрящ!" Дрэмп в охапку принесла три импортные бутылки и громко водрузила на середину стола. Профессор зычно провозгласил: "- О це - дило!" Зоишна удивлённо нахмурилась: "-Это ты по-каковски?" Павлов придурковато загоготал , роняя изо рта кусочки непережеванного салобоника. "- Павликов , не подавись!" - предостерегла Зоишна- "-Вот ведь , сучья пройма!" Григорьич театрально откупоривал шотландский виски и приговаривал : "- А ты , Михалыч , где лучший виски пивал?" Павлов с набитым ртом отвечал несколько неразборчиво : "-ВамэикесЛиховицкимпобоалитяпнутьиоофобыо" Тем временем Дрэмп нарезала ароматный белый салобоник такими тонюсенькими ломтиками , что казалось это лазерные шлифы. "-Иоофобыо" - повторил Михалыч , утвердительно кивая своей рыбьей головкой. "-Хорошо было?" - переспросил Григорьич , разлив виски по полупрозрачным стаканом стеклянной грубятины. "-Оофо!" - подтвердил Павлов , с трудом мне во рту неудобный кусок голубца. Зоишна погладила Михалыча по локтю : "-Ну , ты расскажи , как ты ключи в лесу нашел! Вот , ведь булькатенец ! Вот ведь , сучий прыщ!" Григорьич с таким азартом пил привезённый Михалычем виски , заедая всем подряд , что уже снова почувствовал покровительственное отношение к миру. "-Павлов , а где же наши грибы?..." Все затихли. "-Аааяихпинёсв... ввв...ввв..." - Михалыч запнулся и воровато глянул на Дрэмпа. Женщина глядела не мигая и выражение её лица было до такой степени участливо-внимательным и ободряющим , что даже имело оттенок изысканной глумливости. "-Ну и где же твои мороженые ошмётки , паскудник?" Профессор наигранно возмутился: "-Свееета ! Ну почему в тебе нет ни толики плюрализма или хоть самой малой терпимости к чужому мнению? Павлов лишь хочет приобщить нас к некой ереси , которая является для него , без всякого сомнения , интимной и , не побоюсь этого слова , глубоко фунгофильной." В образовавшейся паузе Павлов глухо рыгнул. Зоишна хохотнула : "-Ну , Павлов! Ну , сучий клоп!" А профессор не унимался: "-Михалыч , а как вкусно-то! Тебе вкусно-то? А , вкусно-то?" Павлов глупо жевал и всё проливал виски , водя стаканом туда-сюда. "-Отвечай , ты , индюшачья голова!" - пихнула его в бок Зоишна - "-Вот ведь , горбатый клоп! Сучья хворь!" Дрэмп забрала со стола пустую кастрюльку из-под жидкого и направилась через кухню к выходу , чтобы сполоснуть и выплеснуть на мороз. Григорьич положил Павлову овощной мешанины и налил виски. "-Михалыч , а ты Грельского видел?" Павлов снова бурно рыгнул , казалось , из самого абдоминального нутра. "- Так ты Грельского видел?" Павлов стал тупо и недоверчиво озираться. Зоишна радостно закачалась на застонавшем стуле. "-Ну , Михалыч! Ну , сучий пот!" Откуда-то со стороны террасы раздался громкий вскрик Дрэмпа. "-Крик Дафэна" - заговорщически улыбнулся профессор. Зоишна выпучила глаза и стала похожа на персонажа из Симпсонов. А профессор уже наливал снова. "-Зоишна , Вы пробуйте , пробуйте. Это же редчайшие мировые бренды." А тем временем у входа на террасу произошло вот , что... Роман Деркаченко15.03.2018 | |
rovoam ...Боденшатц , Вы на гнезде?" Ответа не последовало и , усмехневшись , профессор огляделся. В полутора шагах на белоснежной поверхности лежала ровненькая , поблёскивающая смоляным бочком еловая шишка. Григорьич , провалившись в нехоженый снег , подобрался к нужному предмету и взял его пальцами. В безветренной чистоте воздуха улавливался тот чудесный еловый аромат , от которого на душе всё благоговело.Тут тишину зинего дня прорезал женский крик где-то в районе террасы. "-Крик Дафэна." - хмельно бормотнул Григорьич , повернулся к туалету и прицельно метнул шишку в тот пролом от ручки , который так и зиял на солнце чёрной дырой. Попал! Внутри туалета стук шишки затих и Григорьич вяло подошел к порожку. С видом завзятого вуайора профессор , пригнувшись и затаив дыхание , приблизил лицо к дыре. Но наше повествование было бы неполным и куцым , если бы мы не вернулись к тому месту , где почти два часа назад профессор лихорадочно привязал лежащего Михалыча к забору. Павлов не помнил того блаженного момента , когда сон обуял его на краю воронки , лежащего навзничь рядом с Григорьичем. Павлов не помнил , как скользил по снежному полю , увлекаемый , подобно собачьей упряжке за полярным кругом. Сладкое забытьё после бессонной ночи объяло расслабленные члены главбуха и лишь баюкало пожилого мужичка в своих сказочных альковах. Павлову снилась Змеинка. Это была , простирающаяся вдоль Гладышевского озера и извивающаяся , подобно змее , гряда , получившая название "Змеиной горы". У подножия Змеинки Павлов неизменно запасался моховиками и подберезовиками. Валентин спал. Полуденное солнце , умноженное многократным отражением от снега, так нагревало все тёмные предметы , что даже рубероид на крыше погреба начинал понемногу парить. Многослойная одёжа лежащего у забора старичка не стала исключением. Михалыч блаженно повернулся на бок и пожевал во сне дряблыми , в засохших остатках селёдочного масла , губами. Лишь обмёрзлая верёвка мешала спящему полностью почувствовать то состояние безмятежного удобства , которое бывает , пожалуй , только в детстве. Во сне Павлов улыбался. Ему чудилось , что он снова в Италии в окружении своих коллег-финансистов с забавными золотыми звёздочками на таких же золотых цепочках , так трогательно путающихся в седеющей растительности на груди. ..Эти шутки! ...Эти специфические обертона! О , Чезенатико ! Дивный городок! Верёвка больно передавила ухо. Павлов проснулся. Глаза тотчас сплюснулись и брызнули слезами. Ну и солце! - восторженно подумал Павлов , передёргивая отлежалыми плечами. К своему немалому изумлению Михалыч обнаружил на своей шее петлю... Подобные суицидальные мысли ещё никогда не посещали Павлова. Даже в моменты крайней экзальтации. Михалыч привстал , оторвав ветхую полу от розового женского пальто , поддетого под остатки светиного пуховика. Шею саднило. Михалыч снял с забора узел веревки и отбросив её за спину , двинулся обратно в лес по той , уже изрядно утоптанной грибной тропе. То-то Григорьич будет рад , увидев принесённые мороженные грибы-баранники! - с азартом рассуждал Павлов на ходу. Войдя в уже знакомый подлесок , Михалыч в солнечном свете сразу увидел тот пень , на котором цементным обледенелым шмотком висели его спортивные штаны с разными трикотажными латками и грубой штопкой. С ликованием старателя Павлов вытащил из окаменевших карманов и кошелёк и брякающую связку ключей от квартиры на Звёздной. Теперь можно и за грибами! Стянув докучливые ошмётки светиного пуховика , Валентин Михалыч принялся мастерить из него котомку. Собрав вокруг ямы несколько ледяных баранников , он положил их в ту котомку и любовно оглядел. Красота! Отважно спустившись в воронку , Павлов откопал еще с дюжину грибов и покидал трофеи на утоптанный снег рядом с котомкой. Выкарабкавшись наверх , Павлов отдышался , глядя на лес вокруг. Ветви недвижимых елей были словно в гигантских потёках белого крема. Свисая , ветви образовывали причудливые формы , напоминающие то-ли диковинных существ , то-ли неземной ландшафт какой-то вулканической природы. "Где же сейчас Зоишна с семейкой?" - подумал Павлов - "Обыскались меня , паникуют , места себе не находят. Все факелы до тла пожгли." - думал Павлов , складывая мороженые грибы в узелок. "-А я им грибков средь зимы! То-то радости людям! Обнимут , расцелуют меня. Накормят до отвала. Хвалить будут кто во что горазд." Михалыч укомплектовал свою поклажу и обвязав свободным концом верёвки с шеи , удобно взвалил на спину. Эх , хорошо! Павлов двинулся в обратный путь. Глаза никак не могли привыкнуть к ослепительному сиянию снега и Михалыч , обливаясь слезами и щурясь , едва видел направление. Хутор был как на ладони на фоне янтарного сосняка полянки за домом и вековых крон финских елей. Михалыч с довольным кряканьем и неловкими поворотами миновал калитку и подошел к дому. Шумно поднявшись на невысокое скользкое крыльцо , он открыл пропеллерообразную дверь и нечаянно пустил ветры. Смущенно войдя на террасу , Михалыч своей поклажей окончательно сбросил рукомойник ,который с грохотом развалился на четыре части. Наивно отворив дверь в кухню , Павлов увидел Светлану Романовну , моющую посуду в запаянном гигантском промышленном плафоне , перевёрнутом в виде таза , установленном на мизерной электроплитке "Мишутка". Дрэмп не мигая смотрела на Павлова. На её лице в доли секунды промелькнули все маски коварства , затем по женскому лику прошла волна негодования , сменившаяся хищным радушием. Михалыч простовато сгрузил свою ношу на пол. Верёвка , соединяющая котомку с шеей натянулась. Света смотрела ровно , немигающим взором. "-Ты что , топиться надумал?" Михалыч забормотал : "- Эдогибочкиорошиекаказкобедубудутявесубылкючинашёл!" Дрэмп глядела недобро.. "-Из этого твоего логопедического ребуса я поняла только одно. Ты неудобный человек." Света вытирала руки куском детской фланелевой рубашки в самосвальчиках. Павлов , как ни в чём не бывало , продолжал: "-Ясфалнасегуузабоауталошеньзаночмонопокушать" Дрэмп зловеще сощурила свои варшаво-винницко-ленинградские глаза и молвила : "-Всё же остыло.. Опять греть для тебя?" Михалыч с видом октябрёнка пожал плечами. А Дрэмп продолжала: "-Для начала сними свои кошмарные вериги и отмой свою заскорузлую харю! Переоденься к столу и причешись как человек. Что ты как бомж тут околачиваешься! Мы все не спали тут из-за тебя! В пятницу приехали , а сейчас , между прочим , суббота! Суббота , неуд! Марш мыться! Уже полдник скоро а у тебя конь не валялся! Павлов побежал к умывальнику , дёнув за собой куль с грибами. "-Да стой же ты , полоумец! Удушишь себя , а нам отвечать!" Дрэмп попыталась схватить Павлова за верёвку , но тот успел скрыться за дверью. Михалыч улыбался каким-то своим мыслям , развязывая мёрзлые узлы. Верёвка не поддавалась и он отрезал её подвернувшимся грибным ножиком с ручкой из детской игрушки-львёнка. Рукомойник безнадёжно пострадал и Павлов вышел на улицу в снег. Утеревшись колким снежком и отряхнув руки об одежду , Павлов вернулся в дом и тут же попал в жаркие объятия Зоишны. "-Паликов!!! Ну , прохвост! Павликов ! Ну , бродяга!" - заливисто ликовала Селицкая , тиская Михалыча и колыхая его сухопарую фигурку в розовом драном женском пальтишке. "-Ну пойдём же перекусим! Расскажешь , где куролесил! Ну , Павликов! Ну суконец!" Зоишна увлекла Михалыча на веранду , где на заставленном грязной посудой столе ещё угадывалась некоторая снедь. "-Ну садись же , сучок пархатый, Рассказывай." Михалыч поёживаясь присел на холоднющий стул времён Кирова. "Давай-давай , ешь , ошквалок носатый , да рассказывай , где ночью шарился , потный хрюк." Света принесла подсохшие салаты и щербатую тарелку со сваленными в одну кучу закусками. А Зоишна не унималась : "-Говори-говори , проходимец , как ты исчез?" Павлов пожимал плечами и принюхивался к загадочной овощной массе в одной из железных кружек. "-Якючиискатьпоолизабудися" - прошамкал старик. Зоишна пришла в неописуемый восторг. Она хлопнула Михалыча ладонью по голове и воскликнула : "-Ну , Павликов! Ну , сучья дурь! А дальше?" -Зойка , да положи же ему еды , он сдохнет от голода." Селицкая ликовала. "-Ну , Павликов! Ну , сучья хворь!" В дверях появился окосевший помятый профессор. На его голове теперь был заскорузлый лепёшкообразный предмет , когда-то бывший чешским беретом. Профессор окаменел у двери.. Зоишна обернулась к Григорьичу и задорно крикнула: "-Вот , Павлов! Вот , сучий пень!" Профессор недоверчиво , можно даже сказать робко пробирался к своему месту за толом , то и дело поглядывая на улыбающегося Михалыча. Верёвка по-прежнему украшала шею Валентина , напоминая профессору недавние события. Роман Деркаченко15.03.2018 | |
rovoam ...двинулась к выходу. Дверь за Зоишной со скрипом закрылась. Григорьич налил себе ещё "Kauffman" и наколол на гнутую вилку блестящий конгломерат солонцов. "-Света , а эти грибы..." - он повертел перед собой то , что было на вилке. "-Не припомню , чтобы прошлым летом были гладыши. А здесь , вот смотри , гладыши и серушки." Светлана Романовна монотонно дожевывала последние кусочки , расчленённой в дачных условиях, сельди. "-А тебе ли не всё равно?" Профессор выпил. "-Света , во всём должна присутствовать логика. Я давно взял себе за правило компилировать наблюдения , анализировать их и , наконец , эксплицировать." Дрэмп смерила мужа презрительным взглядом и подалась вперёд. "-А что же тогда ты рожу свою не моешь перед обедом? Вон , только нос обтёр , теперь как у свиньи , только рыльник белый , а остальная харя , как у шахтёра в забое!" Профессор приосанился в скрипнувшем полукресле. Выпитое придавало старику то неповторимое преимущество перед реальностью , от котрого самооценка прыгала вверх , подобно ртутному столбику , а приятие окружающего мира было a priori лояльным , даже всепрощающим. " Снаружи донёсся отдалённый , но пронзительный крик. "-Крик Дафэна." - артистически комментировал Григорьич , и налив себе из уже наполовину пустой бутылки , прислушался. В тишине веранды казалось , что даже пар от дыхания Дрэмпа слышен. "-Света , а почему вы обед в доме не накрыли?" -как бы невзначай спросил профессор. "-В доме?" - вкрадчиво переспросила супруга - "-А ты его сколько протапливать намерен? Дверью хлопать туда-сюда , выхолодите к чёрту всё тепло! Как потом спать будем?!" Григорьич вздохнул. "Света , но ведь в доме гораздо уютнее принимать пищу , согласись." "-Пищу? Это в лесу шишки белкам пища , а этот обед мы с Зоишной из города пёрли! Корячились,готовили , чтобы этот хромой неуд всё коту под хвост...! Вот , где он сейчас?!" Профессор призадумался на минуту , затем профессиональным лекторским жестом откинул голову назад , скрестил пальцы рук и хорошо поставленным баритоном промолвил: "- Валентин , вероятно там , где подобные мелочи , типа обеда , протопки и прочего теряют свою актуальность изначально. На миг призадумайся , Света , сколько лишнего , наносного в нашем , казалось бы , рационалистическом обиходе. Вот ты упрекнула меня в некоторой особенности умывания. Это же кажется уместным лишь в контексте главенствующего догмата суть иллюзорных представлений." Дрэмп с какой-то инквизиторской искринкой следила за мужем , как-будто выжидала удобного момента , чтобы выдвинуть аргумент , разящий того в самый жизненый центр , пульсирующий где-то в глубине его профессорского организма. На веранду вошла Зоишна. Григорьич замер... "-Зойка , ты пэшт доедать будешь?" - звонко спросила Дрэмп. Селицкая вытаращила глаза - "-Ну позовите же Павликова к обеду. Неловко как-то." Профессор осложнел. "-Зоя , а он разве не у забора?" - робко спросил Григорьич. Селицкая замотала головой. "- Следы ведут к туалету. Володя , сходи за ним. Только.. Как-нибудь деликатно спроси. Как-нибудь в шутливой форме. Чтобы не ставить человека в неловкое положение." Профессор пожал плечами и с явными усилиями приподнялся с полукреслока. Нетвёрдой походкой старик проковылял к двери. "-Стой!" - рявкнула Дрэмп- "- Накинь хоть что-нибудь , холодно." и Светлана Романовна проследовала на малую веранду , где было что-то напоминающее кабинет профессора. Там среди хлама , старого трепья и развалов обуви Дрэмп отыскала подростковый пододеяльник с гигантским изображением каких-то людей. "-На , завернись." Григорьич принял бельину и стал с интересом разглядывать изображение. Растянув пододеяльник на свет , профессор увидел крупную надпись "Tokio Hotel" "-Света , это что-то японское?" "-Да какая тебе , к чёрту , разница?!" - ощетинилась супруга. Профессор еще с минуту разглядывал молодые лица на пододеяльнике. "-Света , но ведь они не японцы." "-Да ты достал , Володя !!!" Григорьич перекинул пододеяльник через плечо и покачивая головой , вышел из помещения ,приговаривая : "- Как же обременительно находиться в обществе поверхностных людей". А солнце снаружи буйствовало. На небе ни облачка. Штиль был такой , что если бы оставленная кем-либо сигарета свободно тлела , то дымок серой ниточкой поднимался бы строго вертикально метров на пять-семь , прежде чем растаять в этой ослепительной зимней тишине на фоне вековых финских елей , хранящих чухонские легенды и грозди отливающих медью прошлогодних шишек. Григорьич любил Тэль всем своим организмом. Это не зависело ни от сезона , ни от погодных условий. Тэль обладал своей особой , ни на что не похожей аурой. Это было место восхитительное , животворное , почти магическое. Сюда всегда стремились оба профессорских сына , непременно таща с собой целую ораву приятелей и подружек. Сколько же здесь всего произошло..! Григорьич , покачиваясь и блаженно улыбаясь , стоял на трескучем морозе , но абсолютно не мёрз. Да.. Тэль вечен... И пусть совсем скоро этот финский хутор будут окружать безвкусные пёстрые садоводства , сетка рабица , профлист и щебень дорожек , навсегда уйдут в прошлое дивные туманы и нетронутые снега , нехоженые чащи лесов с грибными тропами , останется история Тэля.. В памяти старожилов , в любительских фотографиях , в рисунках и стихах творческих дачников. Профессор , увязая в снегу , подошел к туалету. Тихо.. На минуту Григорьич здадумался , как позвать , окликнуть Михалыча? Зоишна придавала такое значение этому.. Интересно , какие у них отношения все эти годы? Ведь они оба по-своему ущербны. Селицкая просила никак не смутить Павлова , пригласив того к обеду. Григорьич выпрямился , и глядя на закрытую дверь в туалет , громко спросил ; "-Боденшатц , Вы на гнезде?" Роман Деркаченко15.03.2018 | |
rovoam ...Гладышевского заказника. Часто дыша , Григорьич на махах подбежал к калитке и нетерпеливо суетясь , стал наспех зачем-то привязывать свободный конец верёвки к забору. Потом , обронив одну из рукавиц , поспешил в дом. Поскользнувшись на обледенелых ступеньках террасы , профессор охнул , но тут же распахнул ветхую , когда-то собранную из днища отслужившего дивана , дверь. Пронесясь сквозь кухню , григорьич оказался на залитой утренним солнцем веранде. На запыхавшегося профессора уставились два недовольных женских лица.На широченном финском столе уже были в замысловатом порядке сервированы яства в самых причудливых ёмкостях и блюдах. В руках у Светланы была мятая алюминиевая кастрюля с прикрученным солдатиком вместо утраченной второй ручки. Переведя дух , Григорьич торжественно выпалил : "- Работает !" Женщины не поняли. "Глаз на солнце не слепит!" Зоишна подняла выцветшие брови. Дрэмп , перехватив тряпку , поставила горячую кастрюлю на подставку из металлической расплющенной детской игрушки , первоначальный вид которой уже никогда не определить. "-Вова , садись есть , а то ведь я греть не буду!" - угрожающе произнесла Светлана Романовна и раздраженно швырнула изгвазданную многолетними пищевыми пропитками прихватку куда-то к салатам. Только тут профессор понял , насколько проголодался... От вида мелко нарезанного сельдяйского с лучиано у него потекла слюна. Старик робко приблизился к столу. Оооо... Тут было , чем закусить! Ветчиняускас лежал отёчными ломтиками один на другой , солёные грибакины позапрошлого сезона приняли вид гомогенной осклизлой массы и были щедро приправлены поснаком. Из другой плошки , им же приспособленной пластмассовой декальварированной полуголовы крупной куклы , виднелась густофиолетовая с белесоватыми прожилками майонеза свекольная мазня с чесночарой. А эти "фирменные" светины баклажцы с петрушченко и перцаками! И среди этого ароматного великолепия высились (целых три!!!) запотевших бутылки ! Профессор сдался... Он , было , бросился на своё место в дальнем конце стола , где традиционно стоял его академический полукреслок из снесенной аудитории , как тут же Дрэмп преградила мужу дорогу с неистовым шипением : "-А руки , шахтёр!?" Истекая слюной , Володя покорно вернулся к входу в дом , где наскоро ополоснул дрожащие кисти и дважды провёл мокрой ладонью по лицу. Умывальник от мороза перекосило существенно. Собственно , это был импровизированный летний рукомойник , служивший без починок и замены двадцать восьмой год. А восемьюдесятью годами ранее , это был цилиндр примитивного паровозного двигателя , изготовленного где-то на Шведском заводе. Профессор кое-как поправил рукомойник , подпёр его подвернувшейся зубной щеткой и с нескрываемым азартом вернулся на холодную веранду. Надо отметить , что от прямых солнечных лучей на веранде стало не менее + 7. Все чинно расселись по скрипучим стульям. На правах главы семейства Григорьич схватился за первую из бутылок. Важно оттопырив небритый подбородок и нахмурив седенькие бровки , профессор с полминуты разглядывал этикетку , затем весомо кивнув , спросил жену : "- Это аперитив? В смысле , перед закусками?" Зоишна тупо жевала свекольный салат и благодушно глядела на профессора. Света же напротив , весьма в резкой форме ответила: "- Жри , давай , пока не остыло!" Профессор наигранно сморщился "-Свеееета , ну нельзя же быть такой поверхностной. Каждый приём пищи предполагает обязательный ритуал определённых прелюдий , я бы точнее сказал , увертюр. Иначе трапеза превращается в обременительное перемалывание съестных припасов с весьма скудной ферментативной секрецией." Света меланхолично жевала ароматную селёдку и крохотный кусочек белого лука никак не слетал с нижней губы. "-Володя.. шел бы ты на хрен со своей демагогией ! Жри , что дают и не комментируй!" Зоишна осоловело переводила взгляд с сестры на Григрьича и подкладывала себе овощей из перевёрнутой крышки от какого-то довоенного бачка. "-Да я же никого не хотел обидеть , Свеееета." - примирительно протягивал профессор , наливая себе в щербатенькую рюмочку непомерно дорогую водку "Kauffman". "- И , потом , каждый волен выбирать себе гастрономические сценарии , соразмерно не только своему желудку , но и не в меньшей степени , интеллекту." Пауза была минуты на три. Прервала молчание Зоишна : "-Володя , а где же Магомед?" Смачно уплетая отварной кэртош с маринованными огурцайцами , профессор сострил : "-Зоишна , нет бога кроме Аллаха и , стало быть , Ваш Магомед - пророк его." Дрэмп отпила коллекционного красного вина из испанского винодельческого района Priorat и медленно вернула плохо отмытый , откровенно неуместный лимонадный фужер на стол. "- Вова... тебе задали вопрос." Григорьич сразу как-то сник и торопливо дожевав свои огурцайцы , сглотнул. "- Дело в том.." - тихо начал он - " Что михалыч , по-моему , того..." "-Вы с ним оба того." - добавила Света , накладывая Зоишне печеночного пэшта с чесночным соусом и померанцами. Григорьич продолжал : "- У меня сложилось такое мнение , Вы можете с ним и не соглашаться , это право каж.... " "- Не тяни кота за хвоста!" - рявкнула супруга , гневно оторвав от куриной тушки огузок. "-Так вот..." - профессор деловито налил себе "Kauffman" - "- Смею предположить , что Михалыч дал курвца." Новая пауза длилась минут 5. Все сотрапезники ели молча и лишь навязчивое урчание профессорского кишечника прерывало тишину. "-Володя , а я не поняла.." - сосредоточенно переспросила Зоишна , отхлёбывая жденький рыбный бульон из стеклянной банки-восьмисотки со следами давней ржавчины по краю. "- Я только лишь констатировал факт своего осознания произошедшего." - пояснил профессор , неловко роняя жирный кусман селёдки себе на штаны. "-Почему он не обедает с нами?" - вновь обратилась к нему Зоишна. "-Вова , не юли , где комсюк ?" "-Он на улице." - Григорьич продолжал пережевывать крупный груздь с хрустящим просоленным лучком и душистым хлебом. "- Он в уборной?" - робко переспросила Зоишна , деликатно понизив голос. "-Нет. В туалет пока не попасть , я ручку исправлю..." - виновато ответил профессор , налив себе "Kauffman" и поёживаясь. Света жевала равнодушно , даже несколько флегматично , отрешенно разглядывая немытые старинные фужеры с прилипшими кое-где крошками. Зоишна настороженно спросила : "-Володя , а "дать курвца" , это... это... это что-то из области mortum?" Двухминутная пауза. "-В какой-то мере да , но это весьма вариабельно." Поели ещё. Григорьич для пущей смелости подлил себе и так же предложил Зоишне элитной водки , привезенной , кстати , Михалычем. Селицкая отказалась , не сводя настороженных глаз от профессора. "Так , что с ним?" Григорьич решился... "-Он у калитки... Я оставил его там... Пока..." Света театрально повела плечем : "-Что значит , пока?" Профессор потупился."-Пока не определимся... Пока не разберёмся во всём... Нужно понять..." Что ты ходишь всё вокруг да около?! Где этот возмутитель спокойствия?! Из-за него остаток выходных к чертям собачьим !" - негодовала Дрэмп , размахивая поварешкой и то и дело отбрасывая на сидящих брызги рыбного супа. Одна капля попала профессору аккурат в "FalconEye"... "-Света , так не годиться... Это прибор уникальный , и весьма дорогой. Не брызгай супом." Зоишна поднялась из-за стола резче , чем обычно и два фужера звонко грохнулись в салаты. "-Надо позвать Павликова , а то всё остынет." и Зоишна вперевалку , придерживаясь за поручни на стене , которые специально для неё приладил Григорьич , двинулась к выходу. Роман Деркаченко15.03.2018 | |
rovoam Продолжение повести "Грибною тропой"
...направляясь из леса.
По тому , как подробно было видно продвижение Светланы сквозь подлесок опушки , все поняли , что рассветает. Ненужные коптящие жупелки вяло дымили , и их тихий смрад словно тщетно пытался отодвинуть неумолимую красоту надвигающегося утра. Идеальную тишину недвижимой чащи нарушало лишь влажное сопение Михалыча да треск , продирающейся через тернии ивняка Дрэмпа. Профессор уронил с носа окончательно кристаллизованную соплю и елейно посмотрел на Зоишну. "- А какая благодать-то , а?" Григорьич воздел очи к небу и как-то неловко стянул с себя скособочившуюся бейсболку. "-А я ведь не один десяток лет в Лесотехнической академии преподавал. И сыновьям эту любовь к лесу передал. Практически , атеист , но в сверхъестественное верю истово. В лесу человек преображается" - блаженно говорил профессор- " Человеческая душа словно отбрасывает свою урбанистическую , мелко-эгоистическую шелуху и расцветает в каком-то интимном единении с природой. С истинной природой вещей. Наше нематериальное наполнение берёт верх над бренной оболочкой и сияет тем несокрушимым , всеобъемлющим светом жизни." Михалыч хрюкнул. Зоишна перевела на Павлова равнодушный , ничего не выражающий взгляд и произнесла: "- Ребятки , а в туалет никто не хочет?" Григорьич посмотрел на родственников взглядом безнадежным , в какой-то мере скорбным. Взглядом приговоренного к смерти еретика , душа которого уже и так вдали от тьмы дремучести и невежества толпы. Вдруг Павлов вздрогнул , нагнулся , всматриваясь куда-то под собой и шаря узловатыми , фиолетовыми от холода руками. "- Воодятутгибы!!!" Михалыч в вытянутой вверх руке держал какой-то смёрзшийся тёмный комок и тряс им в неимоверном восторге. Бросив комок к ногам удивленных родственников , Михалыч принялся энергично разрывать под собой снег вперемешку в прошлогодним черничником. "Ищщёищщщёищщё!!" - ересил Павлов , поминутно выбрасывая на край воронки бесформенные комки , по виду напоминающие твердые испражнения крупного примата. Профессор присел на корточки. Деликатно взяв двумя пальцами мёрзлый предмет , он медленно поднёс его к самым глазам. Было уже достаточно светло , чтобы разглядеть это нечто. Профессор склонил голову набок , казалось его "FalconEye" вот-вот начнёт светиться как у терминатора в известном блокбастере. Зоишна скривилась в ужасной предрвотной гримасе. Павлов , вытянув тощую, жидкую шею с обледенелой веревочной петлёй , так и оставшейся с момента его транспортировки , таращил свои испитые зеньки и нервно подвывал. Профессор неторопливо поворачивал заиндевелый кусок то так , то эдак и степенно изрёк : "- Это гриб-баран. Это прошлогодний баранник , промёрзший , условно-пригодный гриб , весьма редкий в этих местах." Зоишна подавила подступающие спазмы и теперь глядела с явным недоверием. "-Мы их готовить не будем." - твёрдо заявила она и пошла прочь , давя густую поросль подобно лосю. "-А мы их сами сготовим.. " - заговорщически кивнул Михалычу профессор , кладя гриб в карман тесной подростковой курточки , которую как-то нашел на детской площадке в луже. "-Выбирайся , Михалыч, а то к завтраку опоздаем." И профессор ухватил Михалыча за протянутую руку. Стариковские кисти никак не хотели скомплиментироваться в нужном положении и постоянно выскальзывали. При это изможденное тело Павлова неизменно валилось обратно в воронку , путаясь в обрывках пуховика и прочей одежонки. "-Дай-ка я это , как надёжно." - предложил профессор и цепко ухватился за болтающуюся мёрзлую веревку на шее Павлова. Григорьич упёрся ногами в край воронки и потянул. Михалыч со сдавленным стоном подался вперед. Григорьич потянул сильнее и вот уже голова незадачливого грибника поравнялась с массивной , бесформенной обувью профессора. Ещё чуть-чуть... Григорьич поднатужился , закряхтел нутряно и Михалыч , напоминая каторжника-висельника , забарахтался над воронкой. Распластавшись навзничь на рыхлом , затоптанном снегу двое стариков лежали рядком и отрешенно глядели в голубое, безупречно чистое утреннее небо. Незыблемую тишину рассветного леса прерывали лишь перестуки первых проснувшихся дуплогнёздников. "-А как волшебно-то , а? А , Михалыч?" Павлов лежал тихо. Профессор продолжал любоваться девственной голубизной карельского неба и прислушиваться к отдалённой и такой бессмысленной перебранке женщин возле хутора. "Михалыч , а тебе никогда не приходило в голову уйти в скит?" Павлов не издал ни звука. Григорьич продолжал. "- Я вот тут поразмыслил , ты поправь меня , если я ошибаюсь. Ведь твои предки староверы? Так?" Павлов молчал. "Так... А поскольку ты несёшь в своём генотипе столь разнообразный , с позволения сказать , багаж - значит могут быть востребованы те древние навыки... Михалыч , ты чего молчишь-то?" Профессор тронул Павлова рукой. Грибник не шевельнулся. Григорьич обеспокоенно привстал на локте. Повернув голову к Павлову , Володя похолодел... Главбух лежал с закрытыми глазами и не двигался , цвет лица , обычно сизовато-малиновый , был пастозно-салатовым ближе к фесташковому. В дополнение к этому голубые рефлексии неба придавали лицу Павлова монументально-мраморный мотив. Сердце профессора бухало , как шаманский бубен а реденькие волосёнки на потылице встали дыбом. "...Преставился!!!!!!" - пронеслось в голове Григорьича и он вскочил на ноги. Срочно в дом! "Света!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!! Зоя !!!!!!!!!!!!!!" - истошно заорал профессор и не чувствуя своего тела , схватился за верёвку и энергично потащил Павлова из леса. Ломя кусты , не ощущая никакого сопротивления снега , в считаные секунды Григорьич оказался на поле. Зимнее солнце мгновенно ослепило профессора и глаза его плотно закрылись в рефлекторно брызнувших слезах. "Зоя!!!!!!!!!!!!! Света!!!!!" - пронзительно вопил Григорьич , гигантскими шагами пересекая поле со скользящей сзади ношей. Солнце на слепящем искрящемся снегу было подобно огню электросварки. Но , о чудо ! Григорьич всё видел... Совершенно отчетливо , в деталях , в перспективе... И тут до него дошло... Здоровый глаз был наглухо стиснут в обильных слезах , а бесстрастный "FalconEye" равнодушно аккомодировал видимое пространство в экстремальных условиях. "Работает !!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!" - срываясь на хриплый фальцет , орал обезумевший от счастья профессор , на бегу по снежно целине. Сзади , подобно нанайским саням , легко скользил легендарный грибник Гладышевского заказника. Роман Деркаченко15.03.2018 | |
rovoam ...зимняя зорька.
Воодушевлённые попытки Григорьича откопать руками вмёрзшую тележку с сомнительным "садовым золотом" успеха не имели. Под скептически-угрожающие реплики Светланы Романовны профессор оставил эту затею до следующего дня, уже вынашивая в голове не менее дюжины способов вырвать свою самодельную гужицу из ледяных клещей поля. Снисходительно кивая на злобный шопот супруги, профессор воинственно взметнув над головой зловонно полыхающий жупел и двинулся к лесу. В нестройном отблеске пламени возникла уходящая вправо знакомая кривая лыжня. "- Здесь доходяга свернул в сторону." - пояснил Григорьич, указывая запыхавшимся женщинам на след. Света упала в снег и её факел с шипением уткнулся в сугробик. "- Собака! " - прохрипела Светлана, брезгливо отряхивая свои многослойные одежды. Зоишна спокойно устремилась по лыжне, переваливаясь, подобно шхуне на волнах."-Уходим с грибной тропы." - шутливо констатировал профессор и заправил выпраставшийся из-за пояса старый льняной подрясник, найденный им в 1975м году на чердаке разрушенной сельской бани и много лет служивший удобной поддёвкой под дачные пальто. Григорьич оглядел едва розовеющий над лесом небосклон. "-Павлов мог замёрзнуть." Пробравшись через снежную гладь до самой дороги на речку, дачники обнаружили вероятную "стоянку" Михалыча. Снег у обочины был характерно примят а рядом темнела сквозная желтоватая проталинка, уходящая, похоже, до самой земли. "-Это он." - глухо промолвила Зоишна, будто бы именно эта характерная проталинка и наводила на мысли о Павлове. Все единодушно закивали и с явным облегчением зашагали по когда-то расчищенной дороге на речку. Стало светлее. Небо за лесом приобретало совершенно фантастические оттенки! От едва уловимого индиго до ошеломительно красивого голубого! Григорьич даже остановился. "-Да Вы только поглядите на это чудо! " - остановил он угрюмых спутниц, указывая на занимающуюся зарю. Женщины остановились подобно коровам и флегматично уставились на завороженного профессора. В предутреннем мраке лицо ректора университета было с трудом узнаваемым. Оно одновременно могло принадлежать как пожилому полинезийскому воину, так и индийскому усопшему после неудачной кремации. "-Володя, а у нас, что масса времени?" -сдерживая негодование, процедила Светлана, состроив свою самую невозмутимую мину. "-Света, порой время меняет свой бег, предоставив бренным существам миг прозрения." - степенно ответил профессор, не в силах оторвать взор от завораживающей палитры зари. Тем временем небо вдруг обрело чуть багряный оттенок и глаза Григорьича заслезились. Он часто заморгал и шмыгнул носом. Света повысила голос: "- Володя, я сейчас тебя вот этим факелом перетяну по башке, будет тебе и прозрение и бренность! А ну, пошли мой пуховик искать! " Профессор только чуть покачал головой в утеплённой свалявшимся мохером бейсболке с надписью " Minnesota Redskins". Его факел уже притухал и теперь чадил каким-то невыносимым могильно-выварным смрадом. Профессор снова принюхался.. Где-то этот запах уже присутствовал, причём, совсем недавно.. Женщины уже подходили к низинке, когда Зоишна заметила в лесу какой-то слабенький огонёк. Селицкая пригляделась. Огонёк то чуть мелькал, то пропадал в темноте, но где-то в одном месте, метрах в пятидесяти-сорока от дороги.. "-Эй! " -радостно позвала она своих спутников - "-Там в лесу, видите?" Все пригляделись во все пять глаз. Может показаться странным, что количество глаз нечетное. Но это не опечатка, ибо не все знают, что у профессора был только один здоровый человеческий глаз, правый... или левый... Но это не суть важно, так как два года назад Григорьич лежал в известном центре "Ф.", где на сумму, вырученную от продажи своей дизельной VOLVO вставил себе фирменный, лицензионный, патентованный "FalconEye". Этим искусственным оком профессор видел хуже, но зато это была высокая технология, и в разговорах со своим младшим сыном Тошей Григорьич по несколько раз протяжно и вкрадчиво приговаривал : "-Вижу-вижу..." Огонёк мелькнул явственно и профессор насколько мог распахнул свой "FalconEye" "- Так это же Хрюндик!!! " - закричал Григорьич, тыча пальцем в направлении леса и чуть ли не подпрыгивая на месте на своих, обутых в прелые обмотки, ногах. Женщины непонимающе уставились на ликующего старца. "-Кто ?" - преспросила Зоишна, брезгливо скривившись. "-Мой Хрюндик! " - живо пояснял профессор, задорно глядя на недоумевающую свояченицу. "Работает!!!!!!!!! " - вылупив глаза, так, что обнажились крепления "FalconEye", заорал профессор и бросился к лесу, не по-стариковски перепрыгивая сугробы. Света глядела вслед удаляющейся фигуре мужа и стискивала искусственные зубы. Зоишна перелезла через обледенелый придорожный бруствер подобно вермахтовской САУ времен второй мировой. "-Светуль? А ты чего?" - весело спросила она сестру и задорно махнула ей рукой. Дрэмп нехотя, медлительно, не скрывая своего презрения к ситуации, тоже перебралась через бруствер. Под пятью осенними куртками с символами московской олимпиады, в разношенных, выкрашивающихся мелким паролоном, дутиках "Перестройка", Светлана Романовна Дрэмп так вспотела, что слипшееся бельё сковало и без того ограниченные движения женщины. Выпариваясь свозь замотанный гигантским синтетическим шарфом ворот, телесный жар мешал дыханию. А накопившееся раздражение и злоба на мужа подогревались неизбывной ненавистью к этому колченогому неуду, из-за которого пришлось всю ночь колупаться в снегу и потеть! "-Ну, что там с Хрюндиками?! " - заголосила Светлана, вновь споткнувшись о полы своего не по-росту, всего в разных заплатах рыбацкого плаща поверх многослойной болонии. Профессор быстро достиг кромки леса и, подобно партизану, ворвался в кустарник... Его радостному взору открылась картина настолько же причудливая, насколько и гармоничная. Среди разрытых сугробов и ломаных веток в какой-то воронке сидел, несомненно, Михалыч и обломком лыжины монотонно раскапывал сыпучий снег. Периодически он светил в грязную яму Хрюндиком и снова принимался за раскопки, сопя и чихая, подобно местным кабанам, проделывающим аналогичные процедуры еженощно. "-Павлов, ты похож на гробозора." - усмехнулся профессор, подбираясь ближе к воронке. Михалыч поднял свою рыбью голову и посветил на Григорьича Хрюндиком. Ослепленный профессор закрылся рукой и спросил : "- Порты нашел?" Павлов отвёл фонарик. " Данакючидетатутвыбали." Профессор принялся осматривать место раскопок. "-А они у тебя на брелоке?" - осведомился Григорьич, щурясь и всматриваясь в снег. "-Может быть в чехле?" - бубнил своё профессор, попинывая снежные комки. "- А ты не пробовал звуковой брелок приобрести?" Подошли женщины. "-Магомеееед! " - раздался привычный окрик Зоишны. "-Американец, хи-хи, ха-ха! " - Зоишна была явно обрадована и шутила как умела: "- Узбеееек! Бе-бе-бек! " Профессор умилно косился на свояченицу, не замечая прозрачной сопли, висящей на своём посиневшем носу. "-Павликов, заяц, хватит трепаться! Хи-хи, ха-ха! " - не унималась Зоишна. Дрэмп устало присела на мёрзлый пень. Хмуро глядя на бормочущего в воронке Павлова, Светлана медленно и зловеще процедила : "- Ты тут надолго, придурок носаты? Мы, что тут при тебе няньки по ночам бегать?" - и после трёхсекундной паузы - " А где мой пуховик, харя?" Все внимательно посмотрели на, похожего на миниатюрного мамонта в западне, Павлова. Пуховика на нём не было... Вернее... При внимательном рассмотрении поверх закутанного в древние обесцвеченные пиджаки тщедушного туловца угадывались жалкие обрывки некогда довольно модного в предперестроечном Ленинграде польского пуховика "ЦыцакСуперСпорт". Света не верила своим глазам. Это жалкий колченогий хорь изорвал её надёжный пуховик, который служил ей тридцать пять лет верой и правдой. "-Вова, пошли домой." - тихо произнесла Светлана с лицом инструктора по колесованию, поднимаясь с пня и направляясь из леса. Роман Деркаченко15.03.2018 | |
rovoam Целиком повесть ВКонтакте в моей группе Повесть "Грибною тропой" :) Роман Деркаченко15.03.2018 | |
Stella13 Не смогла найти всю повесть :( только отдельные главы. Стелла Разваляева15.03.2018 | |
rovoam ...дыхания валил пар.
Минуту-другую неудобные дачники сидели молча, лишь украдкой поглядывая друг на дружку. В сумраке морозной веранды их одежды казались реквизитом какой-нибудь кинокомпании или театра а вся обстановка помещения создавала впечатление мудрёного обряда. Григорьич обледенел с головы. Светлана Романовна в массивном тюрбане из обрывка махровой скатерти напоминала хазарскую повитуху, а тучная Зоишна в многослойных попонках из разноцветных плащей была скорее мультипликационной версией Звёздных войн. В этой премилой компании явно недоставало Михалыча в его чумовом треухе-хлобухине, оказавшем бы честь любому батальному эпизоду из эпопеи о Чингиз-Хане. "-Света, а как у нас с ужином?" - вполголоса спросил профессор. Супруга ответила долгим холодным взглядом и красноречивой паузой. Профессор сглотнул. Оживившаяся Зоишна засуетилась. "- А что же мы дом-то не открываем?" Собравшиеся заворочались и в сумраке ледяного помещения раздалось металлическое звяканье связки ключей. "-Вы, Зоишна, отпирайте, а я тут с люстрой немного... а-то темновато.." - пробурчал Григорьич, вставая со скрипучего стула. Светлана Романовна остановила всех властным жестом. " А с неудобным-то что?"
Зоишна с профессором обернулись к Свете с выражениями неподдельного замешательства или даже смятения, как, если бы она изрекла неземные звуки либо провозгласила на партсобрании нацистское приветствие. "-Чего так таращитесь-то?" - почти воинственно обратилась Света к оторопевшим родственникам. "- Он в моём пуховике ушел! "
Следующие пятнадцать минут ушли на усовершенствование экипировки и замене промокшей обуви профессора на просторные дутики покойного Саныча, которые любезно были вручены Зоишне соседкой Тамарой (тоже покойной) за возможность помыться в бане. Дутики были настолько велики профессору, что пришлось замотать ноги обрывками тёплых шаровар, оставшихся после приезда собачницы Кати, которую профессор, скрепя сердце, называл "невестушкой".
Зишна, не без гордости, вручила Григорьичу факел. Профессор тут же принюхался.. Очень знакомый запах.. "- Да чего ты ещё нюхаешь! " - рявкнула Светлана, гневно пихнув супруга к выходу. " - Света, я к вещам отношусь глубже, чем прочие смертные." "- Топай, смертный! Нам еще одного такого смертного искать, чёрт бы его взял! Хиляк бесов! "
Дачники вышли на воздух. Ночь была сказочной! Дальние кромки макушек елового леса посеребрила луна, а снежное поле было изящно испещрено вереницами глубоких следов, так контрастно и графично выделявшихся, что создавали полное впечатление затейливой искусственной перфорации на матово-голубом листе полированной стали. "-Смотрите, как величественен ландшафт! " - произнес Григорьич торжественно указывая факелом на поле. От светиного пинка, профессор выронил свой жезл и уткнулся в снег с фразой "- А Вы невнимательные люди." Зоишна подпалила свой факел, передавая пламя на факел Светы и подзывая копошащегося в снегу профессора. Когда все три иллюминоида замерцали в ночи, новая процессия вышла за калитку. "-Ну, что ? Опять "грибною тропой" пойдём?" - произнёс Григорьич, указывая на хорошо видимую в свете факелов колею. "-Пошли. " - скомандовала Зоишна и переваливаясь, будто груженый рыболовецкий сейнер в шторм, двинулась за профессором. Светлана семенила следом, постоянно перекладывая факел из одной руки в другую, и пристально наблюдая за Григорьичем. Со стороны могло показаться, что женщина намеревается половчее подкрасться к профессору и выверенным точным ударом факела повергнуть мужчину наземь.
Светили во все стороны, отблески огня носились по снежному полю, создавая фантастическую игру сполохов. Картина была настолько впечатляющей, что можно было принять её за съёмки кинофильма, например, о средневековой Испании, когда объединённые общей религиозной идеей, горожане дружно ходили с факелами вокруг крепостных стен в поисках Девы Альмудены. Вокруг Тэля стен не было. Но общая выспренняя идея найти Михалыча была сродни религиозной.
"-Вон он! " - истошно завопила Светлана Романовна, истерично тыча в какое-то черное пятно в сугробе метрах в пятнадцати от колеи. Все поспешили туда, проваливаясь и оступаясь в глубоком снегу. Подойдя к предмету, дачники остановились отдышаться. Под снежным намётом разочарованному взору дачников явилась брошенная осенью самодельная тележка Григорьича, наполненная давно испревшим навозом. "-Это моя тележка." - весело произнес профессор, разглядывая предмет так оживленно и возбужденно, как если бы это был фрагмент НЛО тут среди поля. "- Её надо домой." - безапелляционно заявил профессор. " Надо было.. Осенью." - зловеще прошипела Светлана, многозначительно поигрывая факелом. "- Ребятки, пошли за Павликовым." - примирительно вымолвила Зоишна и подобно парому, кренясь и заваливаясь, стала разворачиваться к лесу, над которым едва-едва, робенько и несмело стала заниматься неповторимая в своём юном великолепии зимняя зорька. Роман Деркаченко15.03.2018 | |
rovoam ...к захламлённой хибаре.
На полпути к заветному полудверку сарая профессор вдруг застыл в снегу как вкопанный, остолбенело глядя перед собой.. Он ясно видел сарай, видел свои прежние следы, видел тощие стволики яблонь, видел огромную, уходящую ввысь громаду елей, видел синеватую, отливающую серебром и мерцающую снежными кристалликами поверхность снега. Всё было так отчетливо и подробно, что создавало полное впечатление волшебства. Медленно, поскрипывая остеохондротическими сочленениями шейного отдела, Григорьич повернул голову. Позади был четко очерчен дом с его неизменным убогим великолепием, а над всем хутором в безмолвном величии светила, подобно выбеленной полутаблетке аспирина аккуратная Луна. Профессор с минуту стоял в оцепенении, не отводя зачарованных слезящихся глаз от ночного светила и только ощущение мокрых ног да стягивающей корки на лице возвращало его к реальности. Григорьич вяло побрёл к сараю, потупив голову долу, будто причащенный какому-то священному обряду. Подойдя вплотную к полудверку, он уже абсолютно бесстрастно уцепился хладной рукой за железный узел нового замка и бессмысленно подёргал его. "-Идиотки.." - только и прошептал профессор, падая на колени перед закрытым входом в сарай. Неторопливо, как бы в забытьи, Григорьич развернулся на хрустящем снегу и привалился к шершавой дощатой стене. Перед взором открылась живописная ночная панорама участка. Из снежной целины реденько торчали тощие прутики каких-то кустиков и былинок. "-А почему мы слив не сажаем?" - подумалось Григорьичу - "-Они же сладкие и с такой приятной косточкой? Наверное, тут они расти не будут.. Здесь ни хрена не растёт." Из благостных раздумий профессора вывели какие-то неясные отдалённые голоса откуда-то с поля за туалетом. Григорьич нехотя с трудом поднялся и направился вдоль голубоватой стены сарая к еще одному экстравагантному и высшей степени креативному сооружению, приютившемуся под раскидистой голой кроной лещины и подпираемой худосочным выродившимся малинником. Это маленькое зданьице по виду напоминало стилизованную пагоду и скворечник одновременно. Его тщательно обшитые разномастной доской стены имели толщину хорошего, добротного плота а несоразмерно широкая крыша была дополнительно покрыта остатками старой пластиковой лодки. Крохотное окошко было настолько неровным, что производило впечатление конструктивного недочета или ошибки в дизайне. Григорьич деловито взялся за ручку двери, являвшую собой прихотливо изогнутый велосипедный насос, привёрнутый болтами столь основательно, что металл вжался в древесину как в хлеб. Профессор дёрнул за ручку... Раздался характерный треск и в профессорской руке уже абсолютно автономно находилась та самая ручка с фрагментами гнилой доски и воинственно торчащими болтами. Задумчиво подняв брови домиком, профессор негромко, как бы сам себе произнёс : "-Чего-то я не учел.." С поля снова донеслись неясные возгласы. Григорьич аккуратно положил ручку в открывшийся проём, или попросту в неровную дыру, и двинулся к забору, прислушиваясь и приглядываясь.
Открывшаяся панорама просто завораживала своим величием и каким-то хрестоматийным мистицизмом. По широкому, обрамлённому черным амфитеатром леса, сапфиро-серебряному полю медленно, с горящими факелами в руках, с трудом переставляя ноги в глубоком снегу, закутанные в нереальные хламиды двигались две фигуры. Отблески пламени факелов рисовали на искрящейся поверхности поля фантастические композиции теней. Было в этом что-то плоть от плоти языческое, глубинное, забытое. Изредка бредущие фигуры выкрикивали в ночь отрывистые и бессвязные фразы. Григорьич прислушался. В звенящей тишине зимней ночи то и дело слышалось : "- Павлов! ..... Михалыч! ..... Магомед! ...... Отзовись! ....."
"Сбрендили..."-подумал профессор. "А красотища-то какая! Ни на одной даче такого нет. Только здесь в Тэле есть то невыразимое волшебство и совершенно уникальное ощущение космоса.." Григорьич оперся на торчащие палки забора, они тотчас отозвались традиционным треском и профессор, буквально, вывалился на снежный наст поля, порвав ветхие брючки. Фигуры тут же отреагировали синхронной остановкой. " -Вальдемар, ты ?" - донесся визгливый крик Светланы Романовны. " - Павликов с тобой?" - вторила Зоишна. Профессор попытался подняться на ноги, но лишь глубже увяз руками в снегу. "- Вы зачем дом закрыли?! " - прохрипел он яростно. "- Так мы ведь на поиски ушли..?" - ответили женщины в недоумении - "-Мало-ли кто зайдет.." Григорьич присел на коленях. "- Кто здесь, на хрен, зайдёт! Пошли в дом греться! А этого придурка я вообще бы не пускал! Из-за него всегда одни неудобства! Сейчас бы давно уже поужинали и спали бы в тепле! Ан нет!!!! Ищи этого голоштанца полоумного! Открывайте же дом, ёлки-моталки!!! "
"- А Павлов?" - неуверенно проголосили с поля. "Хрен с ним, с Павловым! " - Профессор поднялся во весь рост, но в снегу казался пигмеем. "Хрен с ним!!!! "
Процессия с факелами робко двинулась к дому. Григорьич по-немногу успокоился и, волоча по снегу длинный лоскут оторванной брючины, поспешил в дом.
Вернулись и Зоишна со Светланой Романовной. На каждой было по три куртки и по два покрывала. Ноги были обуты в тесные демисезонные сапоги, впихнуты в рваные валенки и обмотаны рваными кофтами.
Ввалились на веранду. Включили тусклый свет. Расселись на холодных стульях. От форсированного дыхания валил пар. Роман Деркаченко15.03.2018 | |
rovoam "Грибною тропой" следующая глава. (...умастился ересью?) А между тем вылинявший и ветхий фоллишко календаря на стене , переправленный под этот год , а на самом деле являющийся еще предолимпийским , явственно указывал на конец праздничной недели и на скорые сборы в город. Гигоиш с явной неохотой косился на календарь , подсознательно отмеряя неизбежный , но от этого нисколько не осмысленный финиш. Зоишне вообще были чужды любые размышления о горечи всяких "эндов" , поскольку натурой она являлась наиболее цельной и успокоенной. Светлана Романовна Дрэмп нимало же не заботилась о подобных вещах , так как всецело полагалась на тот четко очерченный бытом круг и отрицала всякие дерзновенные помыслы , выходящие за пределы оного. ...А Михалыч... Являясь самым недоделанным существом в этой неудобной компашке , неся на своем истерзанном недугами и врожденными дефектами организме все тяготы людской убогости , Павлов был , тем не менее , человеком. Человеком в том представлении о нём , которое с десятилетиями будет вскоре утрачено и утрачено безвозвратно. В Валентине была некая искра. И пусть его речь неразборчива , как скрежет несмазанного ползуна или напоминает глухой перистальтический шорох коровьего нутра ; пусть мимика его складчатого грибного лица подобна нехитрым деформациям упаковочного пакета ; пусть в одежде его не угадывается никакого стиля , а порой это хаотичный набор случайного утиля ; пусть движения его тела неправильны и принужденные , сообщающие телу образ причудливого паяца или вышедшей из употребления куклы. При этом всем Валентин живёт! Он способен удивляться , радоваться , негодовать и , вдобавок ко всему , еще и трудиться! Пожилой возраст кривого неуда не помеха. Мысли в утлой седой головенке еще не утратили некой живости и подвижности. Вот и сейчас , сидя на холоднющей веранде в обществе доходных тэлианцев , Михалыч жил интересно и полно. Эти несколько дней на байковском хуторе вписали в его жизнь неизгладимые страницы уникальной человеческой истории. Кто еще из старожилов Электросилы мог похвастаться подобными новогодними приключениями?! Одно видение Адама Кадмона чего стоит! Вся человеческая суета вокруг продовольственной корзинки или жилплощади на жалком пятачке холопского пая не стоит и гроша. Разум современного хомо призван к процессам несравнимо возвышенным , соответствующим эпохе. Гигоиш тронул Павлова за локоть. "Михалыч , а как тебя на заводе кличут?" В глазах грибника блеснуло и неподдельное изумление и огонек опаски. И что это этот сухой воблак с украинской фамилией и комиссарскими генами ко мне пристал? Какого рожна он вечно выдумывает каверзные вопросики? И Михалыч приготовил , было , ответ.. Но Зоишна весело опередила Павлова : " Я слышала , что в плановом отделе его зовут Простудифилис." Дрэмп перевела взгляд своего амимичного инквизиторского лица на сжавшегося Валентина. "Как-как ?" - переспросил профессор сморщившись физиономией , подобно вакуумной упаковке. "Простудифилис" - четко повторили Зоишна , покряхтывая и ёрзая на страдающем стуле. Гигоиш пожевал губами , словно отыскивая в своем бездонном лексическом багаже нужные файлы. "Мне впервые приходится слышать подобный термин , но я склонен думать , что он из разряда терапии." Дрэмп снисходительно вздохнула и покачала головой. Тем временем профессор продолжал : "Михалыч , тут в соседней комнате некое подобие библиотеки , своеобразная дачная читальня , может быть отыщем там соответствующую трактовку твоей заводской клички?" Павлов пробубнил что-то нечленораздельное , похожее на звук передвигаемых пластиковых канистр. Старики поднялись и проковыляли к книгам. Дрэмп с сестрой принялись сгребать со стола. За окнами стояло неопределенное время суток , сильный мороз и восхитительное ощущение Карелии. Гигоиш уселся в продавленный горбатый ком дивана. Павлов сиротливо примостился на колченогом стуле , некогда служившем подставкой под умывальник и выцветший до дымного цвета. Профессор степенно рассуждал : "По твоему прозвищу можно предположить единственное - ты склонен к простудным заболеваниям." Павлов промычал в ответ и скрипнул стулом. Полистав медицинский справочник , профессор медленно понял взгляд на притихшего Михалыча. Павлов изменил позу на более внимательную и стал похож на засушенного червя или куколку бабочки Крапивницы. Гигоиш тактично отложил справочник и в задумчивости поглядел в заиндевевшее оконце , выходившее на колодец. "Валентин... Позволь мне задать тебе крайне деликатный вопрос... " Павлов снова сменил положение тела и теперь скорее напоминал эксгумированного монгола. "Мы знаем тебя достаточно давно и , надеюсь , хорошо. И ни когда ты не давал нам повода усомниться в твоей порядочности и моральном облике." Михалыч сглотнул и тут же его кишечник отозвался где-то в обдоминальных недрах глухим нутряным хлопком. "Ты можешь этого и не знать... Твои родители... Это может быть и врожденным..." Павлов глядел на профессора и думал - вот как этот пожилой человек , образованный , отец семейства , пишущий научные статьи и книги может так вот непосредственно и самозабвенно нести подобную ахинею !? Либо этот приймак изощренно глумится над инвалидом , его разум уже увял и профессор является банальным маразматиком , демонстрирующим старческое слабоумие в такой оригинальной форме? Михалыч медлил с ответом. Гигоиш смерил свояка цепким профессорским взглядом , не упустив и торчащий из худого башмака палец и свисающую из левой ноздри длинную , глянцевую каплю и наслаивающиеся многократными лоскутами заплатки на стёртых портах. Неуд... Побитый жизнью , незадачливый чудак с отягощенной наследственностью. Где мысли его? Каковы чаяния? Сколь долог будет путь его в череде лишений и страданий? Каков будет итог сего испытания? А прок сего? Профессор вздохнул. На его седых бровях уже обосновались едва заметные кристаллики инея , что придало ему сходство с библейским пророком. Вообще , в лице Гигоиша было с лихвой семитского. А порой , копируя своего старшего сына , профессор вообще являл цельный образ добропорядочного советского ашкенази. Как , интересно , прозвали его самого у себя на работе? Роман Деркаченко15.03.2018 | |
rovoam "Грибною тропой" -Софья,принеси пива. Когда Дрэмп методично и сноровисто швыряла ковши с кипятком в разверзтую духовку , оттуда с неистовым шипением и воем вырывались густые клубы плотного и обжигающего пара , выбрасывая то и дело фрагменты чёрного шлакообразного нагара и копоти. Азартно морща своё потное лико , Светлана "вываривала" с раскалённой каменки грибной дух осточертевшего за эти дни Михалыча. Проклиная зоиного мужика всеми существующими проклятиями и нелестными эпитетами , Дрэмп представляла собой некую банную ведьмуху , отправляющую неведомый паровой обряд. Порядочно пропотев и отёкнув , Дрэмп вывалилась в предбанник и рухнула на жесткую лавку. Зоишна старательно разливала прохладное пиво в отколотые кружки из пионерского лагеря "Молния" , что на Гладышевском озере был традиционным местом паломничества юных искателей романтики и рабочего места. "- Софья , а ответь мне на один давно мучающий меня вопрос.." - просипела обессиленная сестра. "- Твой неуд- Павлов , случайно , не работает ли на какую-нибудь из действующих разведок...?" Нельзя сказать , что вопрос ошеломил тучное существо Зоишны. Напротив , привычная "таращеглазая" мимика в этот раз отсутствовала и бессистемные сокращения лицевых мышц не создали знакомого состояния изумления и замешательства. София Романовна продолжала наполнять щербатую кружицу пивом , лишь слегка пролив желтоватую лужицу на клеёнку. Дрэмп приподнялась на мокрой лавке и пристально вперилась в лицо сестры. Глаза двух пожилиц встретились и застыли в странном , почти цифровом режиме. Лицо Дрэмпа было исполнено вопиющим вопрошанием и тревогой , в то время , как физиономия Зоишны была статична и бесстрастна. Наступила гнетущая тишина , в которой было даже слышно урчание предкипящей воды в нагревательном колене. "- Так , что скажешь , сестрица...?" - Дрэмп приподнялась на локтях и в такой позе стала похожа на пациентку остеопата или мануального терапевта. Зоишна не моргала. С тестообразных складок её дряблого лица капли пота отвесно падали в пиво , тихонько булькая в тишине предбанника. "-Ты что , Зоя , онемела...? Я спросила тебя в шутку. Просто , для хохмы.. А ты так осложнела , что я даже напряглась." Дрэмп потянулась за кружкой и неловко опрокинула бутылку. Та со стуком покатилась по столу , проливая остатки пива прямиком на пах сидящей Зоишны. Желтые потоки хлынули между жировых складок на пол. София даже не шевельнулась. Неподвижным взглядом она сверлила скукожившеюся Светлану и в глазах присутствовала необъяснимая никакими догадками пронзительность. Дрэмпу стало не по себе. Подобный взгляд у сестры был признаком глубочайшего эмоционального переживания , граничащего со стрессом. Светлана Романовна расплылась в наиглупейшей улыбке и , состроив извиняющуюся мину , ретировалась в парную. Там уже температура достигала максимума , раскалив металлические предметы до невозможности прикосновения. "- Софья ! Ох и банька сегодня!" - театрально взвизгнула Дрэмп. "- Иди ка сюда , я тебя попарю , как надо!" В открывшейся двери-неприлегайке возник овало-контурный силуэт Зоишны. Женщина медленно вошла в парную и , сощурившись от пара , стала пробираться к полку. Дрэмп весело суетилась с вениками и только приговаривала : "- Эх , парок , выпари порок!" Зоишна оглядела свою младшую сестру со спины. В этом мято-приземистом кривогогом существе едва-ли можно было узнать ту яркую студентку гидрофака конца пятидесятых. Ту искромётную кэвээнщицу и звонкую певунью. Красавицу земли польской , изящную и задорную отличницу. Чтот же заставило ту молодую талантливую девушку превратиться с годами в это вредное , сварливое существо с уродливым характером , неуживчивой и скандальной натурой , зловещей внешностью и недобрыми шутками? По какой немыслимой иронии та сверкающая , перспективная и весёлая специалистка гидро-инженер стала деформироваться в эту недоброжелательную , жалкую , убогую склочницу? Как так случилось , что всё замечательное и позитивное в ней умолкло , уступив место уродливым и неприятным качествам? Природа... Ты жестокая мать наша... С неумолимой твёрдостью лепишь наши жизни в неведомом спектакле.. Почему...? Зачем так жестоко калечишь то доброе в нас..? То ценное в нас..? Заменяешь светлые стороны душ наших на гнусные , разочарованные , циничные и потухшие.. Какой толк в гибели добра и света? Какой прок тебе от ожесточения наших сердец? Какую выгоду преследуешь , Природа-мать ? Чего же ждёшь от нас неповинных , несведущих да угрюмых? Глядим мы на себя самих и не радует нас вид сей. Лживыми идолами заслонились и кривде потакаем. А время утекает неумолимо и скоро. Сморщиваются души наши , подобно плодам худым. Так худоплодие и сведёт на нет род наш людской. Сами же и зачахнем во тьме и неведении , боясь уж и улыбнуться друг-дружке. Растеряли мы что-то в сердцах наших завистливых да подобострастных. Позволили войти в них змеям алчности да скупости. Леность да потребительство обуяли. Зоишна опустилась на горячую лавку и придвинула таз. "- Светуль , я париться не буду , налей-ка мне воды в таз." Дрэмп как-то воровато пошарила по бакам и ,пригнувшись под тяжестью жара ,налила в таз воду. "- А я на полок полезу!" - громко известила она сестру и как-то криво и неловко вскарабкалась на горячий полок. Зоишна взяла душистый , веник-облупенец и принялась охаживать им вскрикивающую от радости Светлану Романовну. Баня наполнилась привычной суетой и звоном тазиков. Снаружи в вечерней тьме улёживались толстенные сугробы и громоздились на елях тусклые до синего цвета снежные шапки. Небо чернело в контрасте с поблекшими снежными полями. То тут - то там на черном небосклоне вспыхивали далёкие огоньки неведомых звёзд , несущих в своей недосягаемости тайну информации. Правда носилась между гигантскими галактиками подобно звёздной пыли , периодически дразня и разыгрывая планеты , подобно заезжей артистке.. Роман Деркаченко15.03.2018 | |
rovoam ..с великим трудом. К всеобщему изумлению из мокрой тяжести оттаивающей дохи на заиндевелый пол неотапливаемой веранды с глухим стуком вывалился Михалыч в своих многослойных латаных-перелатаных одёжках, но... без штанов! Вместо своих неизменных традиционных треников с массивными прямоугольниками наколенных заплат, на синюшных узловатых подиях Валентина были лишь жалкие, примокшие остатки растерзанного олимпийского трикотажа. "-Михалыч, а где порты-то?" - с ноткой юмора произнес Григорьич. Павлов скорчил раздраженную гримасу и промычал : " - В лесу, я же кричал, зацепилось! Я же махал, за корягу! Я весь путь по полю тебе показывал, что там штаны! " -Да тебя и так-то хрен поймёшь! -оправдывался профессор - ..а ещё в этом кульке обмороженном. Зоишна, найдите ему какие-нибудь портки в шкафу. Тётя Зоя, едва ковыляя на массивных, с давним отложением солей и хроническим ортрозом ногах, направилась внутрь дома к финскому платяному шкафу, долгие десятилетия служившему и гардеробом и бельевиком и даже обувным складом. Дверь в дом ухнула, приятно обдав всех уютным теплом. "Свет, дай ему водки." - снова предложил Григорьич, указав на скорчившегося на ледяном полу Павлова. "-Господи, да что ты с этой водкой-то пристал, как банный лист! " Светлана Романовна с явной неохотой подошла к серванту с застекленным фасадом, где за запотевшими от дыхания присутствующих стёклами угадывались очертания множества всевозможных рюмок, стопок и фужеров всех стилей, видов и эпох. "- Где я тебе сейчас водку-то найду! " и Светлана раздраженно зазвенела пустыми бокалами, бесцельно переставляя их с места на место и бранясь себе под нос. Из глубины дома донеслись призывы Зоишны, вероятно, тщетно искавшей штаны. " -Павликов! Тебе Ромкины подойдут?" Из-за закрытой в дом двери то и дело доносился тоненький скрип дверц еще одного "мебельного монстра" - гигантского советского трёхстворчатого шкафа с центральным зерцалом в рост человека. "-Светуль! Тут штанов-то нет. Они в сарае на вешалке. Я быстренько сейчас его старые подошью и он натянет." Павлов потянулся к стулу сталинской эпохи и кряхтя и сопя, стал медленно привставать. Григорьич сидел ровно и напряженно всматривался в действия супруги, бестолково перебирающей бокалы. "-Да скоро ты, Свет, в конце концов?! " Павлов попытался приподняться, но скованные холодом конечности лишь непослушно подрагивали в полумраке веранды. Света радостно вскрикнула : " - Павлов . а виски будешь? Тут еще те, помнишь, что из Америки привозил. Тут вино еще осталось.. Чилийское, модерновое! Может, вина?" Валентин едва кивнул, но тут лампочка в люстре предательски мигнув и засверкав дрожащим светом, потухла... Веранда погрузилась во мрак. " -Вова, да сделай же, наконец, свет-то нормальный! " - заголосила Светлана Романовна, двигая в темноте стул и роняя на пол какие-то мелочи. Профессор нехотя поднялся и, шаря по стене руками, направился к узенькой двери в простенок между верандой и соседской пристройкой, служивший то-ли гардеробной, то-ли сараем для садового инвентаря. Споткнувшись о Павлова и едва не рухнув тут же рядом, Григорьич всё сетовал в полголоса - " Как же это всё некстати.. " Дверь в заветный простенок открываться явно не желала. Григорьич немного подёргал и, сломав старую ржавую ручку, лишь процедил сквозь зубы : - Как на охоту, так собак кормить.. " "- Да не брюзжи ты, Вальдемар! Надо не на соплях дом мастерить, а по-человечески! " - Света уже пыталась в темноте и без штопора вытянуть пробку из горлышка. Профессор двинулся обратно к выходу из дома во двор, чтобы в сарае взять необходимый инструмент для открывания заклинившей двери в простенок. На веранду тяжело ввалилась Зоишна, неся в руках какой-то тряпичный ком. Из дома снова дохнуло тёплым уютом и комфортом. -Ой! Света нет! - вскрикнула Тётя и тут же грузно наступила на руку сидящего на полу Михалыча. В тишине что-то глухо скрипнуло и Павлов тихонько застонал.. "-А Павлов где?" - только и спросила Зоишна, деловито распутывая в руках невообразимое подобие старомодной шелковой пижамы с основательными надвязками на рукавах. "-Тут я, Зая! Тут я.." Валентин обозначился в темноте хаотичным движением остывающих конечностей. Где-то снаружи послышался грохот и сокрушенные возгласы профессора. Впопыхах в четыре руки женщины принялись напяливать на Павлова убогую одежонку. "-Размер-то не его, Зойка! " "-Да, какая сейчас разница! " "-Да не налезает же! " "-Так ты куртку-то со свитером сними, село! " "-Да тут порвалось всё! " "-Да где Володька-то, урод! Сейчас ещё свет чинить примется до утра! " Павлов что-то мямлил нечленораздельное, поминутно указывая в направлении леса. Женщины, переругиваясь и чертыхаясь, всё же облачили ноги Михалыча в какие-то холоднющие тряпицы. Свет вспыхнул так же неожиданно, как и погас.. В этом непродолжительном, подобно кадру в старой киноленте, мгновении возникло заляпанное каким-то бежевым месивом лицо Павлова, и вновь пропало в морозной темени веранды. Вернулся профессор. "- Вы дали ему водки?" ... "-Нет..." "-Свет выключали." "-И что теперь?" "Надо пробки менять." "-Сейчас?" "Я могу и сейчас." "-А ты не моги." "-Не понял." "- Иди лучше в дом, неуд, погрейся." "-Как Павлов?" "-Хорошо." "-Ладушник! " "-А ужинать будем?" Роман Деркаченко15.03.2018 | |
rovoam ...великолепный в своём хламообразии старый финский дом. Дверь с надсадным скрипом и непередаваемым пропеллерообразным изяществом отворилась навстречу профессору Деркаченко и его гужевому спутнику, еще подающим признаки жизни и невнятно то-ли благодарящим, то-ли бранящимся в своём убогом окуклившимся положении. "-Света, Зоишна, Павлов околевает! " Из спиралевидно-улиточных пристроек вокруг древней чухонской избы послышались неразборчивые глухие возгласы, перемежающиеся одесскими нотками и недоумёнными репликами. Сквозь скрип дощатого промёрзшего пола донеслись первые фразы "-Что там случилось?" и "-Володя, ты?" Показалась неловкая и тучная фигура в немыслимых замотках и накидках.. Тётя Зоя.. "-Где Павликов?" Григорьич, неудобно переступая с ноги на ногу, указал на нечто, едва ворочающееся внутри едва начинающего оттаивать дублёного кулища. "-Разбился опять?! " Всплеснув пухлыми белыми руками, вскрикнула Тётя. "- Да нет, в снегу застрял, неудобный человек." Володя протащил отяжелевшее в мокрой дубленке тело Михалыча через терассу и холодную кухню на веранду, где тускло едва мерцала в нестабильном прыгающем режиме единственная лампочка 40 W в трёхрожковой блюдообразной люстре, которая прилепилась к оргалиту пузырящегося потолка, подобно яркой летающей тарелке. "-Разденьте его! " - Вскричала появившаяся в неизменном импровизированном тюрбане Светлана Романовна Дрэмп. Тётя Зоя с величайшим трудом нагнулась к Михалычу и, неловко дёргая за холодный воротник, приказала : "- Вставай. Вставай, Магомед. Чёрт тебя понёс в этот лес. Вставай, американец, хи-хи, ха-ха. Американец, хи-хи, ха-ха." Павлов поднял из мокрой, холодной кучи свою тонкошеюю рыбью голову и указал синим пальцем в направлении предполагаемого леса. "-Там... Ну, там это... Володя... Завтра, наверное..." "-Чего? Что ты там мумгочешь, Валентин! " -Светлана Романовна принялась усердно растирать колючее, обмороженное лицо Павлова первым, что подвернулось под руку - селёдочным маслом.. - Зоя, принеси ему носки, у него ноги-то голые! " Тем временем профессор устало, по-стариковски опустился на стул, пестреющий в полумраке веранды новой обивкой "Симпсоны". "-Дайте ему водки." - посоветовал Григорьич и обтёр усталое, раскрасневшееся лицо тряпкой со стола. Михалыч засучил охлажденными ногами и попытался сесть. Зоя одним пренебрежительно-властным движением руки пресекла эти попытки и с трудом пыталась расстегнуть примороженные в задубелых петельках пуговицы. Надо заметить, что пуговицы на дубленке были разные и по размеру и по форме. В своё время она же сама и наляпала их наспех за неимением иных. Теперь эта поспешность оборачивалась серьёзной проблемой, пуговица от детского комбинезона "Star Wars" намертво засела в железной петле дублёнки (тоже, кстати сказать, неоригинальной..) "- Да, режьте эту хламиду к Едрене-Фене! " - воскликнул профессор, не в силах наблюдать эту бабью возню в потёмках. "-А в чём он в город поедет?" - возразила Светлана Романовна мужу. "-Да, что здесь одежды мало?", недоумённо воззрился на супругу профессор. "-Я могу ему свой пиджак с защиты кандидатской дать." "- Ты бы еще ему свою студенческую тужурку предложил! " - затараторила Света, пытаясь вытащить из ноздри Михалыча застрявший, нерастираемый кусок рыбного паштета. "-Дайте ему водки." - вновь предложил Григорич, и принялся шарить по столу, подслеповато всматриваясь в хаотичную, дачную сервировку неубранного ужина. Под руку попалась пустая кружка и обёртка от конфеты "Бубус ойтары удэ", что передали в виде гостинца к столу родственники Михалыча из Пушкина. "-Света, а ведь неплохие конфеты." Владимир Григорьевич принялся старательно инспектировать обёртку, собирая в сухую ладонь мелкие сладкие крошки пальмового эрзац-шоколло. "-Свет, а может быть, чайку соорудишь?" "- Да, поше ты со своим чайком! Не видишь, мы тут с этим дураком вошкаемся! Помог бы хоть, удод вонючий!!! Расселся тут, как на именинах! Думаешь, раз припёр этого неуда, так и взятки гладки! ? " "-Дайте ему водки." - монотонно твердил своё профессор, тщательно выколупывая пальцем остатки кофеты. Дубленку стянули через голову с великим трудом. Роман Деркаченко15.03.2018 | |
rovoam А там всех ждали новые неожиданные открытия.. Маленькое зимнее солнышко неуклонно скатывалось за лес , когда вконец измучившийся Владимир Григорьевич наконец стащил ворочающегося и бормочущего Михалыча со снежного намёта в канаву у кромки леса. Глухо ткнувшись в рыхлый , старый наст , Павлов заворочался с новым энтузиазмом и попытался размотать уже намокающую и давящую веревку. "Погодь-погодь , павлов.." - успокоил его Володя - "сейчас на поле выволоку , легче пойдёт." Заснеженное поле приобрело грязно-синеватый оттенок , возвещавший приближение ранних сумерек. Владимир Григорьевич не в первый раз выручал незадачливого свояка , или кем ему являлся ближайший и единственный друг сестры жены... Как бы там ни было , а вытаскивать колченогого носаря из лесных канав и болот приходилось именно профессору Деркаченко , ректору Современного Гуманитарного Университета , автору огромного количества научных статей и двух объёмных книг по менеджменту и управлению. Но тут в Тэле никаких практических преимуществ управление не давало , а давало себя знать холодное зимнее поле , намокшая одежда да этот олух , что в связанном виде едва ли чем отличался от очередного тюка со старой дачной обувью , которую профессор Деркаченко ежегодно доставал с пыльного чердака и тщательно закапывал в близлежащем леске. Количество задубевших пар никак не иссякало и Владимир Григорьевич снова и снова снаряжал очередной тюк и тащил его в лесок , размышляя о тех предыдущих хозяевах дачи , что сохраняли эту ненужную , мятую , одеревеневшую за десятки зим обувку. Не знал профессор и того , что так же ежегодно и с той же завидной методичностью его сын выкапывал эти тюки и вновь рассовывал на чердаке старого финского сарая , создавая эффект причудливого , нескончаемого круговорота. Павлов растопырил освободившиеся руки и захрипел : - Володя , я могу сам. -Да куда ты сам-то , булькаш , потерпи , вон уже метров пятьдесят до калитки. Следом за Павловым тянулась причудливая колея , напоминающая санный путь где-нибудь в Сибири. Володя пригляделся.. На дне неглубокой борозды , прочерченной бормочущим кулём , чернели какие-то мелкие предметы. Они напоминали то-ли изогнутые ржавые гвозди , то-ли дохлых мумифицированных лягушек. Нет времени на разглядывание , дотащить бы неуда. Григорьич приналёг на веревку а Михалыч покорно почертил синеватыми руками по темнеющему в надвигающихся сумерках рыхлому снегу. Профессор уже отчетливо видел очертания дома , туалета , колодца под нереально высокой шапкой снега , видел едва торчащие из под сугробов штакетины забора. На веранде уже включили свет. Колодец высился теперь сказочным лешим или диковинным существом , напоминавшим детство двух Володиных сыновей , названных в честь предка жены-полячки. Григорьич остановился отдышаться. Что же это за штуковины в Михалычевой борозде? Володя перешагнул неудобную , начинающую смерзаться горбоскладную дублёнку в колее , превратившуюся для лежащего в ней Павлова в своеобразный вонючий короб. Володя присел позади лежащего и с трудом нагибаясь к самому снегу , щуря в сумерках подслеповатыми профессорскими глазками, стал разглядывать тёмные сухие закорючки в борозде. Подняв одну и поднеся к самому носу , Григорьич весело и почти по-молодому выкрикнул : - Михалыч ! Так это же грибы! Откуда они сыпятся ? И , правда из разорванного кармана старой дублёнки всю дорогу один за одним выпадали прошлогодние грибки , которые неизвестно как и для чего , Михалыч напихал. - Чудак же ты , Михалыч! Вон какую грибную тропу сделал. До самого леса. На крыльце появилась жена Григорьича Светлана Романовна Дрэмп. -Ну где Вы там?! Ужин уже на столе ! Сколько ждать-то можно?! Володя не стал вдаваться в объяснения , а смиренно поволок дядю к веранде , ведь в Тэле всегда и прежде всего была ЕДА. Даже не сама еда , как продукт питания или принятие пищи , а именно ПРОЦЕСС , ЦЕРЕМОНИЯ. И сегодняшний вечер просто не имел права нарушать эту десятилетиями сложившуюся традицию. С 1975 года , когда Григорьич , будучи еще аспирантом , приобрёл у Львовича , вернее , у знакомой Львовича этот прекрасный и заброшенный , чудесный и запущенный , великолепный в своём хламообразии старый финский дом.. Роман Деркаченко15.03.2018 | |
rovoam Стелла , он был удивительным и загадочным человеком. Его личность и при жизни восхищала меня , а с 2011 года я превратился в его архивариуса , эксперта-знатока , пропагандиста и последователя. Не останавливаясь на графике , я написал целую повесть о Валентине Михайловиче Павлове и его родственниках:) 60 глав повести"Грибною тропой" можно найти в сети:) Роман Деркаченко15.03.2018 | |
Stella13 Какой добрый Валентин Михалыч! Стелла Разваляева15.03.2018 | |
rovoam Здравствуйте , kiepa :)) Это замечательна серия о моём дяде , легендарном ленинградском грибнике :))) Эти рисунки во множестве путешествуют по разным странам , веселя и изумляя людей. Особенно много рисунков в Латинской Америке :))) Роман Деркаченко15.03.2018 | |
klepa1950 Мне нравится! СПАСИБО! Наталья Иванова15.03.2018 |
